А наш Лось выпил с утра винишка, закусил кальмарами...
Вчером, после длительного перерыва, Дед Владимир снова начал свою деятельность...
Сказка про ДедаДед Владимир сидел у костра и обстругивал длинным широким ножом какую-то палочку. Напротив него, по другую сторону огня, тесно прижавшись друг к другу, стайка ребетишек предвкушала новую страшную историю. Старый сторож не заставил себя ждать.
- Вот, казалось бы, обычная палочка... - Дед Владимир воткнул колышек в землю перед собой. - А с помощью такой я как-то целую деревню от призрака избавил.
По лицу Деда проскользнула хитрая улыбка.
- Палочкой? Призрака? - раздался удивленный детский голосок.
- Палочкой. Это не так уж и давно было. Лет сто назад. Вроде и народ ужо образованный был... но то в городах. А в деревнях да селах все еще и леших боялись, и русалок, и прочую нечисть. И забрел я тогда в деревеньку глухую. По лесам шастал, все травы собирал, да и забрел. Решил остановиться там на недельку-другую. Уж больно лес хороший - много травок набрал тогда. - Дед Владимир замолчал и начал обшаривать карманы в поисках пачки "Беломора". Я протянул ему "Винстон", но старик покачал головой и извлек откуда-то из-за пазухи помятую беломорину. - Не люблю я эти ваши... с фильтром. Баловство.
Пацанята и девчонки терпеливо ждали, пока Дед раскуривал сигарету.
- Ну вот, значит. Пустил меня к себе тогда мужичок, чей дом стоял на окраине деревни. Один он жил. Жена померла, детей не было. Сам непонятно как на этом свете держится - высох весь, хоть и молодой. Разговорились мы с ним вечерком за рюмочкой, и поведал мужик о доме одном в деревне. Проклятом. Живет, говорит, там призрак. Ходит и воет по ночам. А кто рискнет ночь в том доме провести - либо ум теряет, либо исчезает вообще. Интересно мне стало, попробовал узнать на следующий день о доме том подробнее. Но как это бывает: один одно скажет, другой второе, третий свое что-нибудь. Ну и решил я переночевать в проклятом доме, разобраться, значит. Как солнце село, взял картошечки вареной, хлебца, лучку, водочки - чтоб не скучно сидеть было - и пошел. Домишко этот - иначе как домишком его и не назовешь - у самого леса стоял. Крыша покосилась, как черт на ней плясал, стены мохом поросли, забора нет давно. И внутри везде пыль в два пальца слоем лежит. Ну, я пыль смахнул с лавки полугнилой, за стол уселся, харчи разложил, водку, два стакана достал, и говорю: "Присаживайся, хозяин, покалякаем, языки почешем. Скучно, поди, одному." И жду. Тихо. Я приглашение повторил и добавил: "Ты выходи, не стесняйся. Я пока покурить схожу." Вышел на улицу, на завалинку уселся, покурил да колышек вот точно такой, - Дед Владимир выдернул обструганную палочку из земли, - выточил. Захожу обратно, смотрю - туман клубится у стола. И туман этот дергается, колышется и вдруг в девку обратился. Бледнющая, что твоя смерть. Кожа да кости. В рубашонку одета белую, до пят. Сидит, смотрит на меня. Да и говорит: "Здравствуй, мил человек. Спасибо, что в гости заглянул. Ну, давай побеседуем." Я поклонился ей - призраки, они вежливость да учтивость любят. Присел напротив. "Что ж ты," - говорю, - "людей деревенских пугаешь все? Что не спится тебе спокойно? Али горе какое покоя не дает или еще что?" "Что ж ты за деревенских-то переживаешь? Ты за себя переживай," - отвечает. - "Мало ли что я с тобой могу сделать. Ума решить, а то и вовсе пропадешь." Но я призраков много повидал, знаю, что могут а что нет. Все же говорю: "Воля твоя. Много чего сделать можешь. Только вот давай потолкуем сперва. Ты все ж скажи, что держит тебя здесь? Клад? Месть? Или живой кто?" Вижу, вздрогнула она. "Любовь, значит..." Разлил я водку по стаканам, один напротив нее поставил да корку хлеба черного сверху положил. Тут девку на говоруна и пробило. "Люблю я его," - говорит. - "бобыля того, у которого ты на ночлег остался. Так люблю, что не в силу мне там быть, когда он здесь. Он утром за водой - я сзади. В лес идет - я рядом. Дрова колет - я ему о любви своей нашептываю..." "Вот он и высох так..." - перебил я девку. - "Если ты его любишь сильно, зачем преследуешь? В могилу загнать хочешь?" "Хочу! Хочу!" - тут мне, видимо, сблазнило что девка розоветь начала. Ну не могут призраки розоветь, хоть ты их краской мажь. - "Тогда мы вместе будем. Вместе уйдем." "Вот ты, хоть и призрак, а о загробной жизни, похоже, поменьше меня знаешь," - отвечаю. - "Нет ведь там ничего. И любви нет, и милого твоего не будет. Да и тебя самой тоже." Задумалась девка. Голову повесила. А я покурить вышел. Не люблю когда в доме дымно. Захожу обратно - там уже снова туман вместо девки. И голос звучит: "Знаешь ты, похоже, больше моего. Только вот не любил, видимо, никогда." И растворился туман. А у меня предчуствие нехорошее появилось. Побежал я к дому мужичка, дверь распахиваю... Вижу - лежит бобыль на полу бледный, руки в стороны раскинуты, на лице улыбка блаженная. И глаза застывшие. Забрала его девка с собой. Мужика похоронили, я на избу его да на дом проклятый заговор наложил, чтобы небыло духам всяким в них ходу, велел и людям в дома те не заходить. Мало ли что...
Дед Владимир бросил колышек в костер и вздохнул.
- Одно только покоя мне не дает. Приходит та девка во сне иногда. Вид счастливый. "Врал ты все," - говорит. - "Хорошо нам здесь." Знамо дело, врал. Кому ж знать дано, что по ту сторону ждет...
Дед Владимир начал ворошить костер веткой.
- А что, девка в самом деле ума лишить могла? - спросила одна девочка.
- Да какое там... Люди сами себя пугают историями о призраках, а потом ум теряют едва что непривычное увидят. А пропавшие - так то призрака вина лишь в том, что показажется он перед человеком. А тот так испугается, что бежит без памяти да и забежит куда в лес дремучий лешему на потеху или в топь непролазную водяному на ужин.
- А колышек причем? - произнес кто-то из ребят.
- Колышек? А колышком я дверь запер, чтоб от сквозняка не шаталась, не скрипела да скрипом тем людей не пугала. Дремучий тогда народ был. В каждом сучке лешего видел, в каждом скрипе призрака чуял...
Сказка про ДедаДед Владимир сидел у костра и обстругивал длинным широким ножом какую-то палочку. Напротив него, по другую сторону огня, тесно прижавшись друг к другу, стайка ребетишек предвкушала новую страшную историю. Старый сторож не заставил себя ждать.
- Вот, казалось бы, обычная палочка... - Дед Владимир воткнул колышек в землю перед собой. - А с помощью такой я как-то целую деревню от призрака избавил.
По лицу Деда проскользнула хитрая улыбка.
- Палочкой? Призрака? - раздался удивленный детский голосок.
- Палочкой. Это не так уж и давно было. Лет сто назад. Вроде и народ ужо образованный был... но то в городах. А в деревнях да селах все еще и леших боялись, и русалок, и прочую нечисть. И забрел я тогда в деревеньку глухую. По лесам шастал, все травы собирал, да и забрел. Решил остановиться там на недельку-другую. Уж больно лес хороший - много травок набрал тогда. - Дед Владимир замолчал и начал обшаривать карманы в поисках пачки "Беломора". Я протянул ему "Винстон", но старик покачал головой и извлек откуда-то из-за пазухи помятую беломорину. - Не люблю я эти ваши... с фильтром. Баловство.
Пацанята и девчонки терпеливо ждали, пока Дед раскуривал сигарету.
- Ну вот, значит. Пустил меня к себе тогда мужичок, чей дом стоял на окраине деревни. Один он жил. Жена померла, детей не было. Сам непонятно как на этом свете держится - высох весь, хоть и молодой. Разговорились мы с ним вечерком за рюмочкой, и поведал мужик о доме одном в деревне. Проклятом. Живет, говорит, там призрак. Ходит и воет по ночам. А кто рискнет ночь в том доме провести - либо ум теряет, либо исчезает вообще. Интересно мне стало, попробовал узнать на следующий день о доме том подробнее. Но как это бывает: один одно скажет, другой второе, третий свое что-нибудь. Ну и решил я переночевать в проклятом доме, разобраться, значит. Как солнце село, взял картошечки вареной, хлебца, лучку, водочки - чтоб не скучно сидеть было - и пошел. Домишко этот - иначе как домишком его и не назовешь - у самого леса стоял. Крыша покосилась, как черт на ней плясал, стены мохом поросли, забора нет давно. И внутри везде пыль в два пальца слоем лежит. Ну, я пыль смахнул с лавки полугнилой, за стол уселся, харчи разложил, водку, два стакана достал, и говорю: "Присаживайся, хозяин, покалякаем, языки почешем. Скучно, поди, одному." И жду. Тихо. Я приглашение повторил и добавил: "Ты выходи, не стесняйся. Я пока покурить схожу." Вышел на улицу, на завалинку уселся, покурил да колышек вот точно такой, - Дед Владимир выдернул обструганную палочку из земли, - выточил. Захожу обратно, смотрю - туман клубится у стола. И туман этот дергается, колышется и вдруг в девку обратился. Бледнющая, что твоя смерть. Кожа да кости. В рубашонку одета белую, до пят. Сидит, смотрит на меня. Да и говорит: "Здравствуй, мил человек. Спасибо, что в гости заглянул. Ну, давай побеседуем." Я поклонился ей - призраки, они вежливость да учтивость любят. Присел напротив. "Что ж ты," - говорю, - "людей деревенских пугаешь все? Что не спится тебе спокойно? Али горе какое покоя не дает или еще что?" "Что ж ты за деревенских-то переживаешь? Ты за себя переживай," - отвечает. - "Мало ли что я с тобой могу сделать. Ума решить, а то и вовсе пропадешь." Но я призраков много повидал, знаю, что могут а что нет. Все же говорю: "Воля твоя. Много чего сделать можешь. Только вот давай потолкуем сперва. Ты все ж скажи, что держит тебя здесь? Клад? Месть? Или живой кто?" Вижу, вздрогнула она. "Любовь, значит..." Разлил я водку по стаканам, один напротив нее поставил да корку хлеба черного сверху положил. Тут девку на говоруна и пробило. "Люблю я его," - говорит. - "бобыля того, у которого ты на ночлег остался. Так люблю, что не в силу мне там быть, когда он здесь. Он утром за водой - я сзади. В лес идет - я рядом. Дрова колет - я ему о любви своей нашептываю..." "Вот он и высох так..." - перебил я девку. - "Если ты его любишь сильно, зачем преследуешь? В могилу загнать хочешь?" "Хочу! Хочу!" - тут мне, видимо, сблазнило что девка розоветь начала. Ну не могут призраки розоветь, хоть ты их краской мажь. - "Тогда мы вместе будем. Вместе уйдем." "Вот ты, хоть и призрак, а о загробной жизни, похоже, поменьше меня знаешь," - отвечаю. - "Нет ведь там ничего. И любви нет, и милого твоего не будет. Да и тебя самой тоже." Задумалась девка. Голову повесила. А я покурить вышел. Не люблю когда в доме дымно. Захожу обратно - там уже снова туман вместо девки. И голос звучит: "Знаешь ты, похоже, больше моего. Только вот не любил, видимо, никогда." И растворился туман. А у меня предчуствие нехорошее появилось. Побежал я к дому мужичка, дверь распахиваю... Вижу - лежит бобыль на полу бледный, руки в стороны раскинуты, на лице улыбка блаженная. И глаза застывшие. Забрала его девка с собой. Мужика похоронили, я на избу его да на дом проклятый заговор наложил, чтобы небыло духам всяким в них ходу, велел и людям в дома те не заходить. Мало ли что...
Дед Владимир бросил колышек в костер и вздохнул.
- Одно только покоя мне не дает. Приходит та девка во сне иногда. Вид счастливый. "Врал ты все," - говорит. - "Хорошо нам здесь." Знамо дело, врал. Кому ж знать дано, что по ту сторону ждет...
Дед Владимир начал ворошить костер веткой.
- А что, девка в самом деле ума лишить могла? - спросила одна девочка.
- Да какое там... Люди сами себя пугают историями о призраках, а потом ум теряют едва что непривычное увидят. А пропавшие - так то призрака вина лишь в том, что показажется он перед человеком. А тот так испугается, что бежит без памяти да и забежит куда в лес дремучий лешему на потеху или в топь непролазную водяному на ужин.
- А колышек причем? - произнес кто-то из ребят.
- Колышек? А колышком я дверь запер, чтоб от сквозняка не шаталась, не скрипела да скрипом тем людей не пугала. Дремучий тогда народ был. В каждом сучке лешего видел, в каждом скрипе призрака чуял...